Один из символов Полоцка – орган Софийского собора. В этом году уникальному инструменту исполнилось уже 40 лет. С 1988 года его неизменной хозяйкой является солистка концертного зала Ксения Погорелая. Она позволила нам заглянуть внутрь полоцкого органа, рассказала, какой у него голос и почему людям важно интересоваться музыкой.

Фото Кирилла Смолякова

Спроектировали орган в Чехии специально для Полоцка, здесь он приобрел свой голос, а точнее, удивительное многоголосие.

Для большинства полочан величественный инструмент неизменно ассоциируется с именем Ксении Погорелой. И хоть к его клавишам прикасались многие именитые музыканты, именно наша местная органистка вот уже много лет для многих людей является образом человека, которому подвластен этот завораживающе прекрасный музыкальный конструкт.

Свой родной инструмент Ксения Максимовна знает до мелочей, чувствует все его малейшие колебания настроения, любит и неустанно пропагандирует. Она стала инициатором органного фестиваля, много концертирует, преподает и проводит большую просветительскую работу, чтобы приобщать к классической музыке широкий круг людей.

За достижения в профессиональной деятельности Ксения Погорелая удостоена медали Франциска Скорины, ей присвоено звание Заслуженной артистки Республики Беларусь, звания «Почетный гражданин Полоцка» и «Женщина года Витебщины».

Предлагаем читателям беседу с этим интересным человеком.

– Ксения Максимовна, вам доводилось играть на разных инструментах. Чем полоцкий орган отличается от других, каковы его особенности?

– Я играю здесь уже 37 лет, но наш инструмент для меня молодой, современный. Все познается в сравнении. Конечно, каждый орган уникален. Если это инструмент с механикой, который не зависит от электричества, звук будет другим, ощущения от игры на нем тоже другие. Мне посчастливилось в Дрездене играть на инструменте, который делали специально для Баха. Или же играть в маленьких костелах, где не просто ты видишь перед собой старинный инструмент, которому более сотни лет, – там другое помещение, другая акустика. На то, каким будет звук, влияют многие факторы: место, эпоха, возраст инструмента. Я играла на органе 1756 года, и это уже совершенно иные ощущения.

Если мы говорим про наш, полоцкий орган, часто его называют воздушным: и у нас звук действительно летит. Все же и работает он от воздуха, это духовой инструмент. Звук от него несется в зал, слушатель говорит, что это обволакивающий звук, легкий. На нем фактически все можно играть, он универсальный.

– Наш орган – механический или электрический инструмент?

– Это механика, но с электрическим мотором. То есть, если выключат свет, концерта не будет. Но все же это механика – мы можем слышать механический ход клавиш, у электроинструментов такого не будет.

Чешская фирма RiegerKloss спроектировала этот орган специально для нашего собора. Собирали его уже здесь – привезли коробки с трубами (а их, к слову, 3905), потом с установленным инструментом работал интонировщик, и не один. Сюда приезжал уникальный киевский специалист Дмитрий Диденко. Люди, которые занимаются этим, имеют особый дар.

– Интонировщик – это то же, что настройщик?

– О, нет. Настройщик работает с тем, что есть. Он просто убирает фальшь. Интонировщика мы можем сравнить с хорошим поваром, который так ловко и филигранно добавляет специи в блюдо, что оно обретает неповторимый вкус. А что именно добавляет, секрет.

– Наверное, такой вопрос вам часто задают, но рискнем: у вас есть любимые произведения, которые вы играете на органе?

– Одного любимого, конечно, нет. Я за разнообразие. Очень люблю, как звучит здесь Бах, французская романтическая музыка. Но, как уже говорила ранее, этот инструмент универсален.

– А что говорят ваши слушатели? Вообще, стало ли их больше?

– Интерес к органной музыке волнообразный. Это зависит от разных факторов, наверное, от запросов общества, настроений. В 90-е, возможно, было не до музыки. Сейчас я наблюдаю большой интерес, это правда. Эта потребность чувствуется. Людям нужна музыка, в ней есть великая преображающая сила.

– Говорят, музыка влияет даже на самочувствие, на здоровье.

– Да, без сомнения! Я знаю это по себе, потому так уверенно говорю. Но и слушатели не раз говорили: я пришел на концерт, у меня болела голова, а теперь все прошло. Конечно, многое зависит от того, с каким ты настроем идешь, что у тебя внутри.

– Вы тоже чувствуете настрой публики?

– Безусловно. Отдача, эмоции – все это есть. Хотя я и не вижу зрителя так, как другие музыканты, контакт все равно ощущается, на эмоциональном уровне в том числе.

– А у вас есть ученики или последователи?

– Ученики есть, да, а вот будут ли они последователями – покажет время. Сейчас есть ребята из нашей музыкальной школы, очень хорошие, мы занимаемся. Но какой путь они в жизни выберут, этого пока мы не знаем.

– Нам так хочется слышать, что наш полоцкий орган особенный, не похожий ни на какой иной. Но может мы излишне романтичны?

– Чешская фирма, которая спроектировала наш орган, в советские времена очень активно поставляла сюда инструменты – потому изначально сложно говорить о совершенной уникальности. Похожий тембрально и по конструкции орган есть в Калининграде, Красноярске, Харькове. Но все же мало просто установить инструмент, тут решают и другие факторы.

– Само помещение?

– Конечно, и помещение, и акустика. Потому орган проектируют конкретно под акустические особенности зала. То есть про уникальность мы действительно может говорить: специалисты-акустики дают рекомендации органостроителям, это интересный и сложный процесс.

– А если все же найти похожий инструмент по звучанию, какой можно привести в пример?

– Наверное, орган из костела Святого Роха.

– Если в трубу залетит насекомое? Или паук сплетет там себе паутинку?

– Иногда приходится доставать трубу и устранять такой момент.

– Орган – действительно король инструментов?

– Есть такое высказывание. Объясняется тем, что у органа много возможностей – он передает звучание разных инструментов, от флейты до тромбона.

– А чем он уникален именно для вас?

– Наверное, тем, что он для меня родной.